Уильям Моэм - Рассеянные мысли [сборник]
— Мне кажется, это как-то слишком расчетливо.
— Она совсем не невежественная, поверьте, — настаивал Арнольд, — она много читает, мадам де Севинье и все такое, и вполне способна поддержать разговор.
Но даже это не соблазнило меня.
Арнольд был хорошим собеседником, я всегда с удовольствием проводил с ним время, но сам он мне не очень нравился: излишне самоуверенный и вполне заурядный. Я говорю это совершенно без осуждения, как отметил бы, что кто-то полноват и мал ростом. Через год я уехал из Парижа, и наше знакомство прервалось. Он написал одну или две книги, которых я не читал. «Общество любителей сценического искусства» поставило его пьесу, и она мне понравилась. Я отправил ему письмо с поздравлениями — он в ответном письме поблагодарил и назвал нескольких критиков, которые были не такого благоприятного мнения о пьесе, как я. Не помню, до или после того вышла «Повесть о старых женщинах». Когда я начинал читать, у меня было неприятное предчувствие, но оно быстро сменилось изумлением. Я и не предполагал, что Арнольд способен написать такую хорошую книгу. Она произвела на меня сильное впечатление. Позднее я прочел о ней много хвалебных отзывов, и мне кажется, было сказано все, кроме одного: эта повесть невероятно увлекательна. Возможно, не имеет смысла указывать на столь очевидное достоинство, но огромное множество великих книг им не обладают. Это самое ценное качество романиста, и Арнольду оно свойственно даже в самых незначительных его произведениях. Недавно я перечел «Повесть о старых женщинах». Хоть книга и написана скучным, монотонным языком с периодическими вкраплениями «литературщины», от которых невольно вздрагиваешь, все равно она читается с интересом. Персонажи выглядят правдоподобно, хоть и довольно заурядно, но Арнольд и не стремился сделать их необыкновенными. Однако, благодаря его мастерству, читатель следит за их судьбами с неослабным вниманием и симпатией. Мотивы поступков достоверны, герои ведут себя так, как и должны себя вести подобные люди в подобных обстоятельствах. События выглядят совершенно естественно: София оказывается в Париже во время осады и Коммуны, и автор, более падкий на сенсационность, воспользовался бы этим, чтобы вставить в роман описание сцен беспорядков, жестокостей и кровопролития. Но только не Арнольд. София спокойно занимается своими делами, обслуживает жильцов, покупает и запасает еду, зарабатывает деньги, когда может, и в целом ведет себя так, как на самом деле вело себя огромное большинство людей.
«Повесть о старых женщинах» стала популярной далеко не сразу. Ее встретили благосклонно, но без восторженных похвал, и поначалу продажи были очень незначительны. Казалось, ее ждет лишь минутный успех, подобный успеху «Мориса Геста»,[18] а потом она будет забыта навсегда, как забывают тысячи разных романов. Однако благодаря счастливой случайности «Повесть о старых женщинах» привлекла внимание Джорджа Дорана, американского книгоиздателя, он приобрел права на выпуск книги в Америке и выпустил ее навстречу триумфу. И только после американского успеха права на нее перекупил другой издатель здесь, в Англии, и она завоевала любовь британских читателей.
В последующие несколько лет мы с Арнольдом почти не встречались, а если и встречались, то на каком-нибудь литературном или другом приеме, где можно было обменяться лишь парой слов. Однако после Первой мировой войны и до самой его смерти мы с ним виделись довольно часто. К тому времени Арнольд стал знаменитостью. В нем почти ничего не осталось от тощего, незаметного человека, которого я помнил по Парижу. Он сильно растолстел, отрастил длинную гриву седых волос и выстригал забавный петушиный хохолок, прославленный карикатуристами. Ходил он важно, выгнув спину и откинув голову назад. Арнольд всегда одевался опрятно, даже бескомпромиссно, но теперь выглядел просто шикарно. Он носил часы на цепочке, вечером надевал рубашки с оборками и особенно гордился своими белыми жилетами. Одно время, когда у него была яхта, он одевался в морском стиле: фуражка, синий пиджак с медными пуговицами и белые штаны. Ни один актер не сумел бы подобрать более выразительного костюма для этой роли. В своих записных книжках он рассказывает историю про пикник, на который я его позвал, когда он гостил у меня на юге Франции. У меня в то время была моторная яхта, и, забрав остальных гостей из Канн, мы отправились на остров Сент-Маргерит купаться, есть буйабес и сплетничать. Женщины оделись в пижамы, а мужчины — в тенниски, широкие брюки и парусиновые туфли. Арнольд не мог позволить себе такого «бесстыдства», поэтому на нем были клетчатый костюм горчичного цвета, носки с рисунком, фасонные туфли, полосатая рубашка, крахмальный воротничок и шелковый галстук После обеда задул сильный мистраль, и мы не могли уехать с острова. Кое-кто из гостей уже готовился к худшему, полагая, что мы застрянем на неопределенный срок, и, когда, двадцать четыре часа спустя, море успокоилось настолько, что можно было рискнуть отправиться в обратный путь, некоторые откровенно трусили. Арнольд все это время оставался величав, спокоен, добродушен и бодр. Когда в шесть часов утра мы, промокшие и небритые, наконец добрались до дома, он в своей пижонской рубашке и аккуратном костюме выглядел таким же опрятным и ухоженным, как накануне.
Но Арнольд стал другим не только внешне. Жизнь изменила его. Думаю, когда мы только познакомились, ему мешала робость, которую он прятал под маской высокомерия. Успех придал ему уверенности в себе и заметно смягчил его характер. Теперь он уже не сомневался в своих достоинствах. Однажды он сказал мне, что из всех романов, написанных за первые двадцать лет этого века, в памяти потомков останутся лишь два, и один из них — «Повесть о старых женщинах». Возможно, он и прав. Это зависит от того, как будут меняться вкусы. Мода на реализм приходит и уходит. Если читатели будут требовать от романов выдумки, романтики, драматизма, неожиданных поворотов, то шедевр Арнольда покажется им плоским и скучным. Когда маятник качнется в обратную сторону и читатели захотят жизненной правды, внешнего сходства, здравого смысла и трогательных описаний, они найдут все это в «Повести о старых женщинах».
Я уже говорил, что Арнольд был очень симпатичным человеком. Даже его странности казались милыми. Именно из-за них все относились к нему с такой теплотой: люди смеялись над его причудами, и поэтому не чувствовали гнета таланта. Еще больше его любили за нелепые поступки, которые позволяли окружающим испытывать приятное чувство превосходства. Арнольд никогда не был джентльменом в техническом смысле этого слова, но он никогда не был вульгарным, как нельзя назвать вульгарным поток машин, поднимающихся вверх по Ладгейт-хилл. В нем не было зависти. Лишь смелость и благородство. Он всегда откровенно говорил, что думает, и на него почти никогда не обижались, но если ему, с его чуткостью, казалось, что ранил чьи-либо чувства, он делал все разумное, чтобы залечить рану. Впрочем, только разумное. Если человек, считавший себя оскорбленным, продолжал дуться, Арнольд, пожав плечами, выбрасывал его из головы как «упрямого осла». Он до самого конца сохранял очаровательную наивность. У него было убеждение, что он прекрасно разбирается в двух вещах — деньгах и женщинах. Его друзья, все как один, считали, что он заблуждается. Из-за этого Арнольд периодически попадал в неловкие ситуации. С его здравым смыслом, а у него было больше здравого смысла, чем у большинства из нас, Арнольд совершил ошибку, свойственную многим писателям: он устроил свою жизнь по схеме романа, который мог бы сам написать. В вымышленном мире умелый автор тянет за ниточки, заставляя героев вести себя, как ему вздумается. В жизни управлять людьми гораздо сложнее.
